Золотой век Ярославля

После того как Английское королевство в поисках путей в Индию открыло для себя загадочную Московию, от Холмогор и Архангельска к Астрахани и обратно потянулись торговые караваны. Этот новый беломорский торговый путь, связавший Москву с единственными воротами в Западную Европу, пересекся со старинным волжским, соединявшим центральные уезды с Каспийским морем и странами Востока. А Ярославль, лежавший на пересечении двух путей, на столетие превратился в богатейший город России.

В декабре 1608 года жители Ярославля, незадолго до того поцеловавшие крест Лжедмитрию II, восстали против самозванца. Восстание было жестоко подавлено, но уже в апреле 1609 года население города снова поднялось против захватчиков. Враг сумел поджечь и разграбить посад, но ярославцы укрылись в кремле и Спасо-Преображенском монастыре, взять которые неприятелю так и не удалось.

Опаленный пламенем Смуты, Ярославль, подобно мифическому фениксу, быстро восстал из пепла. В 1611–1612 годах он стал убежищем для многих жителей захваченной и сожженной польско-литовскими захватчиками столицы.

Неслучайно именно через Ярославль проложило путь к Москве выступившее в поход из Нижнего Новгорода ополчение князя Пожарского. Здесь ополченцы надеялись пополнить войсковую казну и увеличить численность земской рати. Однако уговорить практичных ярославских купцов дать денег на содержание войска оказалось непросто. «Выборному всею землею человеку» Кузьме Минину пришлось взять под стражу верхушку городского посада с земским старостой Григорием Никитниковым во главе: «…повеле не в честь взяти их, Григорья Никитина с лутчими людьми… и повеле животы их напрасно брати. Они же… ужасни быша, и вся вскоре с покорением приидоша, имение свое принесоша, по его уставу две части в казну ратным людем отдающе, третью же себе оставиша».

В апреле — июле 1612 года в Ярославле находятся полки Второго ополчения, а сам город становится временной столицей Российского государства. Задержался здесь в марте — апреле 1613 года на пути из Костромы в Москву молодой Михаил Федорович — избранный, но еще не венчанный на царство основатель династии Романовых. А летом того же года правительство нового государя безуспешно добивалось от ярославского посада выделения нескольких сотен рублей на организацию посольств в Англию и Данию: жители Ярославля отвечали, что «у них в зборе денег нет». Продолжавшаяся гражданская война, впрочем, заставила ярославцев стать более податливыми. В 1616 году по всему государству собирали экстраординарный налог — «пятую деньгу» — для пополнения опустевшей казны.

С Ярославля постановили взять 20 тыс. рублей — примерно 11,5% этого налога со всей страны. Таких денег могло хватить на полное годовое содержание четырех стрелецких полков по 500 человек в каждом. Размер «пятой деньги», установленный для Ярославля, был максимальным, поскольку на исходе Смутного времени этот город был самым богатым на Руси.

Ближайшие «конкуренты» заметно отставали от Ярославля: Нижний Новгород обложили податью в 12 тыс. рублей, Москва и Казань вносили в казну по 10 тыс. И это был не последний экстраординарный сбор: в 1617 году, например, с Ярославля было собрано еще около 7 тыс. рублей.

В последние годы Смуты хорошо укрепленный Ярославль оставался островком безопасности не только для ближайшей округи, но и для соседних городов. В 1614 году он стал базой правительственных войск в борьбе с мятежными казаками, а в конце 1615 года, при приближении отрядов «демона Смуты» полковника Лисовского, в Ярославле целый месяц отсиживалось население Ростова. Уже на исходе гражданской войны Ярославль сыграл видную роль в спасении страны. Здесь в 1618 году боярин князь Иван Черкасский собирал полки для сражения с польско-литовскими войсками, двигавшимися на Москву. Идти на выручку столицы им не пришлось, но для разгрома неприятельских отрядов в верхневолжских уездах они сделали немало.

Сюда же со всех северных городов свозили деньги на жалование ратным людям (очередной экстраординарный налог — «запросные деньги»), и Ярославль не остался в стороне от общего дела. Городской посад в кратчайшие сроки собрал более 3 тыс. рублей, а богатейшие из местных купцов — Григорий Никитников и Надея Светешников — пожертвовали по 1 тыс. рублей.

Экономический подъем Ярославля стал очевидным уже в первые десятилетия по завершении Смуты. Среди ярославских посадских людей легко находились люди достаточно состоятельные, чтобы стать таможенными и кабацкими головами в городах с многотысячными сборами — Пскове, Вологде, Казани. А некоторые ярославцы на свой страх и риск брали в откуп кабаки и таможни не только в соседнем Ростове, но и в далеких Мезени на севере и Ливнах на юге страны.

Своеобразным показателем благосостояния можно считать доходность местных кабаков. В 1620–1640-е годы они приносили казне от 8,5 до 9 тыс. рублей чистой прибыли в год. Можно подсчитать, что население Ярославля ежегодно пропивало 17–18 тыс. рублей, а взрослый мужчина оставлял в государевом кабаке в среднем около 2,5–3 рублей — сумму, сопоставимую с годовым прожиточным минимумом.

К середине 1630-х годов Ярославль прочно занимал лидирующие позиции среди русских городов, деля второе-третье места с Казанью и уступая лишь Москве. В 1634 году, когда в связи с войной против Речи Посполитой в стране объявили сбор «пятинных денег», с Ярославля постановили взять 17 тыс. рублей (больше — только с Москвы и Казани с пригородами). В 1638 году на строительство укреплений на южной границе взимали по 2 рубля с двора: ярославцы быстро и сполна собрали положенные 2700 рублей, обойдя близкие по окладам Казань, Кострому и Нижний Новгород (два последних города в срок положенных сумм не собрали).

Помимо 9 тыс. рублей кабацких денег, Ярославль давал казне огромные суммы в виде таможенных пошлин. Это была главная статья ярославских прибылей, но точные размеры ее, к сожалению, остаются для историков загадкой: сведения о ней отражались в документах столичной Костромской четверти, архив которой полностью утрачен. Ориентируясь на имеющиеся данные о таможенных сборах в других крупнейших центрах торговли — Нижнем Новгороде и Архангельске, ориентировочную годовую прибыльность ярославской таможни можно оценить в 30 тыс. рублей. Если это так, общая сумма поступлений в государеву казну из Ярославля давала порядка 4–5% всей доходной части бюджета Московского царства.

Не одним транзитным торгом богател Ярославль в XVII веке — город был и крупным центром ремесла. Быстро росло и его население. Если в 1614 году здесь насчитывалось около 900 жилых дворов, то спустя 15 лет — уже 1350 (половина, правда, принадлежала людям бедным), а к середине столетия — порядка 2000 дворов. Учитывая среднюю населенность двора (пять-шесть душ «мужеска полу»), можно считать, что посадское население Ярославля в период расцвета составляло 20–25 тыс. человек, а вместе с жителями слобод и служилыми людьми — свыше 30 тыс. жителей. Более многолюдной была в XVII веке только Москва.

Административно Ярославль делился на семь сотен, каждая из которых сложилась вокруг наиболее значительных городских храмов: Городовую, Дмитровскую, Духовскую, Никольскую, Спасскую, Сретенскую и Толчковскую. Значительная часть жителей города занимались торговлей. К концу XVII века в Ярославле действовали 32 торговых ряда (Рыбный, Соляной, Мучной, Овощной, Калачный, Пряничный, Сапожный, Овчинный, Седельный, Шапочный, Платяной, Рукавичный, Железный, Серебряный, Горшечный, Тележный, Иконный и другие), где располагалось порядка 750 торговых мест — лавок, шалашей, полок (прилавков), харчевных изб. Примерно четверть торговцев Ярославля продавали продукты питания, примерно столько же торговали продукцией кожевенного производства, бывшего здесь главным ремесленным промыслом.

Ярославль в XVII веке дал стране целую галерею купеческих фамилий, чьи предпринимательские горизонты охватывали всю страну, а порой выходили и за ее пределы. Несколько представителей ярославской семьи Чистых служили таможенными головами в Пскове и Архангельске; их деловая хватка была замечена в Москве, и двое из них стали дьяками столичных приказов, а затем с получением чина думного дьяка вошли и в Боярскую думу (наиболее известный из них — глава Посольского приказа Алмаз Иванов).

Скрыпины торговали в Сибири, ведали питейными и таможенными сборами в родном Ярославле и в Архангельске. Ступины специализировались на торговле солью, рыбой и икрой в низовьях Волги, закупая крупные партии этого товара «на государя» с целью дальнейшей перепродажи иностранным купцам в Архангельске; одному из них было поручено руководить закупкой строительных материалов для реконструкции городских укреплений в Ростове.

Наиболее богатые ярославские купцы в XVII веке попадали в столичную Гостиную сотню или вовсе получали наиболее почетное в торговой среде звание гостей. Один из них, член Гостиной сотни Третьяк Лыткин, имел лавку в Москве и служил таможенным и кабацким головой в Нижнем Новгороде и Великом Устюге.

В гости пожаловали ярославцев Гурия Назарьева с сыновьями Михаилом, Андреем и Иваном, за которыми закрепилось родовое прозвание Гурьевы. Промышляя рыбной ловлей в низовьях Волги и Яика (река Урал), они в 1640 году построили в устье последней из этих рек Нижний Яицкий городок — с XIX века и до 1991 года город звался Гурьевом, и только после установления независимости Казахстана его переименовали в Атырау. Случалось им доставлять в Астрахань крупные партии хлеба стоимостью свыше 12 тыс. рублей.

Спрашивали совета относительно условий торговли с Англией и у гостя Надеи Светешникова — наиболее трагичной фигуры среди ярославских предпринимателей. По поручению царя он занимался закупками для казенных нужд крупных партий хлеба, ему же указали и ведать одним из первых опытов российской цветной металлургии — «медным рудодельным делом». Как и Никитников, он занимался добычей соли, и одно из сел на Нижней Волге именовалось в его честь Надеиным Усольем. Финал его жизни был печален: не сумев вовремя вернуть казне деньги за взятую в долг пушнину, богатый гость в 1646 году был насмерть забит на «правеже».

Памятью о несчастном купце остается стоящий в Ярославле вот уже четыре века построенный им каменный храм — церковь Николы Надеина, притаившаяся во дворе современного жилого дома. Этот храм остается старейшим в городе. А всего их в Ярославле за XVII век выросло до полусотни, и примерно два десятка из них сохранились до наших дней. Напоминанием о купцах Гурьевых стоит церковь Рождества Христова. Торжественным гимном богатейшему городу Московского царства возносится к небу построенная в середине XVII века церковь Ильи Пророка.

Опустошивший город в 1658 году пожар дал мощный импульс новому каменному строительству, и Ярославль второй половины столетия пережил настоящий строительный бум. Словно грибы после дождя, здесь выросли несколько десятков новых храмов, наиболее узнаваемым из которых сегодня, безусловно, остается построенная в 1671–1687 годах церковь Иоанна Предтечи в Толчкове, изображенная на тысячерублевой купюре.