Осташков и его купцы-миллионщики

Селигер — огромное, площадью 260 кв. км, древнее, ледникового происхождения озеро с изрезанной и протяженной береговой линией. Одно из самых крупных озер в Европе, оно состоит из цепи больших плесов, множества проток, полутора сотен островов — с некогда чистейшей водой, казавшимися неисчерпаемыми рыбными запасами, множеством лесной живности. Заболоченный южный берег в далеком прошлом препятствовал легкому доступу к богатствам края, особенно рыбным. Легенды и предания о селигерских гигантских щуках и сомах передавались из поколения в поколение. До нас дошел сделанный углем на бересте рисунок громадного щучьего зуба длиной 5 см, который хранится в местном краеведческом музее.

Казалось бы, несколько веков назад это должна была быть полная глушь. Уголок, пригодный разве что для рыбного промысла местного немногочисленного населения и для монашеского затворничества. Уголок, который не должен был привлекать к себе алчные взгляды. Однако с древних времен находившийся на перекрестье путей из Новгородской во Владимиро-Суздальские земли Селигер с округой не остался в стороне от бурных событий своего времени. Доходила сюда конница хана Батыя — устремлявшаяся к Новгороду, но повернувшая все же обратно. Вмешивались в борьбу за край и литовские князья, трижды совершавшие набеги на эти места. Во время Ливонской войны 1558–1583 годов пришлось сдерживать поползновения отрядов польского короля Стефана Батория. Не обошли Селигер стороной и события Смутного времени начала XVII века.

Хозяйственное освоение края начиналось сразу же по мере возникновения первых поселений. На острове Кличен в южной части Селигера еще в XIV веке возник одноименный город (первое упоминание о нем относится к 1371 году). В 1395 году город был разрушен новгородцами. По преданию, уцелели два рыбака: Евстафий (в просторечии звался Осташко) и Тимофей. Они основали два поселения, или слободы, получившие их имена. Так якобы и возник существующий поныне Осташков.

Поначалу Осташковская и Тимофеевская слободы оставались относительно немноголюдными. Так, в 1620-е годы в них насчитывалось не более 250 жителей. Росло население довольно медленно, но неуклонно. За полвека, к 1678 году, число жителей Осташковской слободы, которая стала называться Патриаршей, превысило 600 человек, а Тимофеевской (по другому названию Иосифовской) — составило немногим более 500 человек. Если не считать, конечно, служителей двух храмов, построенных в конце XVII века: Воскресенского — в Тимофеевской слободе и Троицкого — в Патриаршей. Эти же церкви оставались единственными каменными постройками в округе.

Город Осташков 1665

Реконструкция М. Карповой, И. Кроленко, В. Якубени .Рисунок И Чернетского.

Осташков долго оставался пограничным городом. Для укрепления его обороноспособности в середине XVII века была выстроена не раз горевшая деревянная крепость. Ее перестали восстанавливать после пожара 1711 года. После Северной войны со Швецией (1700–1721) границы страны удалось отодвинуть на запад и Осташков перестал быть пограничным форпостом.

Но в XVIII столетии облик Осташкова постепенно начал меняться. Уже в начале века появляются первые каменные дома. Расширялась и территория застройки. Значительно удлинилась Береговая улица, известная как Струговище — так когда-то называлось место постройки больших лодок (стругов). К ней стали примыкать еще четыре новые улицы. К 1784 году город уже простирался в длину на два, в ширину — на полтора километра.

Разумеется, рыболовный промысел не был забыт. Напротив, он расширился и приобрел ярко выраженный товарный характер. Рыбаки объединялись в артели и вели добычу огромными неводами длиной до 300 м и глубиной до 900 ячей. Выловленных судаков, щук, сомов, лещей, налимов и другую рыбу отправляли на рынки верхневолжских городов, а также в Москву. Осташи прославились своим рыбацким мастерством, за которым стоял вековой опыт. Когда Петру I потребовалось сделать дружеский жест и в ответ на просьбу шведского короля прислать ему для «обмена опытом» наиболее искусных русских рыбаков, его выбор в 1724 году пал именно на осташковцев.

Тем не менее, новые реалии — рост и укрепление товарно-денежных отношений в России — не обошли стороной и Осташков. К традиционным занятиям его жителей начали добавляться новые. Прежний кожевенный промысел в XVIII веке начал быстро развиваться и достиг промышленных масштабов. К тому имелись все предпосылки. Поселение стояло на пути массового прогона скота из Твери в Новгород. Часть скота на этом пути забивали, так что в недорогом сырье недостатка не наблюдалось. Окрестные леса давали все необходимое для приготовления поташа, золы и прочих необходимых припасов. А местные мастера-кожевники сумели добавить к прежде нехитрой, но весьма кропотливой ручной технологии выделки кож свои секреты. Именно они и прославили тамошних умельцев. Местные мастера научились изготавливать мягкую кожу, так называемую белую и красную юфть, а также нашли водозащитный состав, который держали в строжайшей тайне. Такой состав не пропускал воду в течение суток. Высокие, длиной 70 см, рыбацкие кожаные сапоги-осташи ценились чрезвычайно высоко. Они и кроились, и шились по-особому — с одним лишь швом.

В 1730-е годы в Осташкове и его окрестностях развернулось строительство кожевенных «заводов». Заводами они именовались в официальных документах Мануфактур-коллегии, которая ведала их учетом, и в обиходе. На самом деле достаточно крупные кожевенные предприятия оставались мануфактурами с присущим им разделением труда.

Как и при всяком ручном труде, качество изготовленных кож напрямую зависело от навыков и опыта работников. Когда же полностью готовые кожи становились товаром, успех его реализации во многом определялся уже несколько иными качествами: наличием коммерческой жилки у владельца завода и предпринимательским талантом.

В полной мере эти качества были присущи купцам Савиным: они действовали с особым размахом и стали впоследствии богатейшими предпринимателями. Основы семейного дела были заложены в 1730 году, когда Григорий Андреевич Савин вместе с сыном Алексеем основали первый в Осташкове кожевенный завод. Внук Григория, Кондратий Алексеевич, около 1785 года построил новый завод, наладил на нем производство тонкой красной юфти. Доходное предприятие в год производило до 40 тыс. кож и стало самым крупным не только в городе, но и в уезде.

А вот история с восхождением на предпринимательскую вершину Саввы Яковлева, другого выходца из Осташкова, не только получила широкую известность, но и обросла множеством домыслов и легенд. Однако она имеет под собой твердую документальную основу и в ее подлинности нет поводов сомневаться.

Савва Яковлевич Яковлев (1712–1784) происходил из крестьян, а возможно, и мещан Осташкова. По семейному преданию, в довольно молодые годы он перебрался в Петербург. Начал покорять столицу с полтиной в кармане, торговал парным мясом с лотка. Фортуна улыбнулась сметливому статному молодцу. Однажды звучный и зазывно-певучий голос торговца-разносчика, находясь во дворце, услышала сама императрица Елизавета Петровна (1709–1761). Неравнодушная к красивым голосам и благоволившая певунам, она велела доставить торговца во дворец. Так никому неизвестный Савка с не очень благозвучной подлинной фамилией Собакин (он ее сменил позднее, когда стал богатейшим купцом) превратился в поставщика свежего мяса во дворец. Сметливый и расторопный Савва не преминул воспользоваться подвернувшимся случаем. Первые капиталы, как и большинство крупных российских промышленников, он вложил в питейные откупа и подряды. Они приносили верную и быструю прибыль.

Так началась карьера будущего промышленного магната, купца-миллионщика. Она не имела себе равных ни по скорости прироста богатства, ни по размаху. С 1746 года Яковлев взял на откуп питейные сборы от продаж вина, других крепких напитков и пива в Петербурге, Кронштадте, Ингерманландии (историческая область вокруг Петербурга) и на Ладожском канале, заплатив в казну заранее оговоренную сумму, которую затем возвращал, конечно же с прибылью.

К 1750 году оборотистый откупщик сумел вдвое увеличить рост продаж. Вырученные средства он вложил в куда более прибыльную операцию — откупные питейные сборы по Москве и Санкт-Петербургу. За эту сделку возглавляемая Яковлевым компания купцов ежегодно платила в казну свыше 789 тыс. рублей. Аппетиты росли. Уже не удовлетворяли попавшие в руки компании все те же питейные откупа по Тюмени, Туринску, Верхотурью и другим сибирским и уральским городам. Объединившись со скандально известным и весьма нечистым на руку купцом Никитой Шемякиным, в 1760 году, в конце царствования Елизаветы Петровны, Яковлев решился взять на откуп сборы почти со всех таможен в стране, за исключением лишь остзейских губерний и азиатской границы. Откупщики заручились, конечно же небескорыстно, поддержкой некоторых сенаторов. Это была беспрецедентная по масштабам и содержанию сделка. Сбор таможенных пошлин был неотъемлемой функцией государства — которую то фактически передоверило частной компании, польстившись на немалые поступления в казну. Цена вопроса была около 2 млн рублей в год. Такая сумма составляла в то время, по приблизительным оценкам, двадцатую часть всего российского бюджета.

Поначалу компания Шемякина — Яковлева бесперебойно выплачивала в казну установленную контрактом сумму. Но затем пошли задержки и проволочки, и над компанией начали сгущаться тучи. Почуяв недоброе, Яковлев счел за благо подать в отставку с поста одного из директоров компании. Прошение это он направил в августе 1762 года на имя вступившей на престол в июне того же года императрицы Екатерины II.

Самому Яковлеву уже не было нужды держаться за прибыльное, но сомнительное предприятие. У него к тому времени имелись и другие дела. К различным питейным откупам — основной доходной статье — добавились экспортные поставки льна, пеньки и уральского железа. В 1764 году, по сведениям Петербургской конторы Главного магистрата, его торговый оборот достиг 500 тыс. рублей. Был у него и опыт посреднической деятельности между иностранными купцами и владельцами российских металлургических заводов. Видимо, он-то и натолкнул Яковлева на мысль самому заделаться заводчиком.

Для начала в 1764 году он решил приобрести за 60 тыс. рублей крупнейшую в России ярославскую парусно-полотняную мануфактуру Алексея Затрапезнова. Потом последовала череда покупок уральских металлургических заводов. Они скупались один за другим без оглядки. В 1766 году он приобрел четыре завода у А. Г. Гурьева за 140 тыс. рублей, у А. И. Глебова — также четыре в 1769 году, у П. А. Демидова — в том же году еще пять крупнейших заводов за 800 тыс., потом один у графа Р. И. Воронцова в 1774 году за 200 тыс. и два — у графа С. П. Ягужинского в 1778 году за 100 тыс. рублей. Всего за 22 года на приобретение шестнадцати заводов Яковлев потратил почти 1,4 млн рублей. А еще шесть заводов вдобавок к купленным Яковлев выстроил «собственным коштом». Таким образом, к концу своей продолжительной жизни в 1784 году он был обладателем 22 заводов.

Но ни огромное состояние, ни лучшие врачи не помогли ему справиться с недугом. Яковлева дважды разбивал паралич. После его смерти в 1784 году все имущество досталось четырем сыновьям и дочери (пятый сын — старший — умер раньше отца). По официальным (и явно заниженным) данным, наследство оценивалось в 7,6 млн рублей. В действительности, полагают современные исследователи, с учетом падением курса рубля оно должно было стоить никак не меньше 9 млн. В реалиях своего века это колоссальная цифра. Например, размер подушной подати крестьянина в разные десятилетия XVIII века колебался от 80 копеек до 1 рубля 10 копеек в год. Фунт мяса стоил 1–1,5 копеек. Работный человек на металлургических заводах и текстильных мануфактурах зарабатывал в середине века от 20–30 до 70–80 рублей в год, а на содержание солдата, включая питание и вещевое довольствие, казна затрачивала 14 рублей 40 копеек в год.

По утвержденному императрицей в 1772 году плану архитектора Ивана Старова началась планомерная застройка Осташкова. Город заметно преобразился. В 1786 году Осташков насчитывал 890 домов, 99 лавок, 9 питейных заведений. В нем проживало 6393 человека, из них лиц купеческого звания — 3463, мещанского — 2368, духовного — 155.